Кем же был дядя Степа?
Сегодняшний день отмечен двумя знаменательными датами — сегодня умер «дорогой Леонид Ильич» и сегодя же День советской милиции. Над «Пятью звездочками» мы постебемся как-нибудь в другой раз. Сегодня же на повестке дня выяснение вопроса, кем был главный маскот советской милиции. Маскот, если кто забыл, — это корпоративный персонаж, который сеет разумное, доброе, вечное представляет компанию в образе представителя референтной группы или является виртуальным лидером общественного мнения. (Попутно замечу, что он не обязательно должен быть человеком или антропоморфной животинкой.)
С осени 1954 года маскотом советской милиции был «Дядя Степа» — главный герой поэмо-сериала одного гимнюкописца. Согласно первой части этого поэмо-сериала, дядя Степа был образцовым ватником жителем Страны Советов: помогал маленьким, ловил врагов народа, сдавал нормативы ГТО и активно участвовал в жизни ОСОАВИАХИМа, а когда Родина позвала отдавать должок служить в армии — с городостью пошел на Рабоче-Крестьянский Красный Флот. Вот тут-то и начинается самое интересное.
Во второй части, которая так и называется «Дядя Степа — милиционер» дядя Степа рассказывает подрастающему поколению о том, что он делал во время Второй мировой войны:
«… Ночь не спал. Устал с дороги.
Не привыкли к суше ноги.
Отдохну. Надену китель.
На диване полежу.
После чая заходите —
Сто историй расскажу!Про войну и про бомбёжку,
Про большой линкор „Марат“,
Как я ранен был немножко,
Защищая Ленинград…»
Ключевое слово во всей этой истории — линкор «Марат». Он был спущен на воду в 1911 году под названием «Петропавловск». Прошел всю Первую мировую войну, а в 1921 году был переименован в «Марат» — в честь деятеля Великой Французской революции. Вообще-то правильно было бы писать «Мара́́», но… Но в советском русском языке почему-то было принято писать именно «Марат», видимо, для большего сходства с восточной безумной деспотичностью — Ж.-П. Марат, как известно, любил подписывать смертные приговоры.
Межвоенный период линкор «Марат» пережил спокойно — учеба новых поколений моряков, испытания новых видов вооружений, мелкая реконструкция самого корабля. Ничего особенного, типовая мирная жизнь ВМФ. Все изменилось после начала боевых действий против немецких войск в июне 1941 года.
Линкор хотели использовать против кораблей Кригсмарине, но пока они шли до Кронштадта, туда прилетели асы Люфтваффе и сбросили несколько бомб на линкор, все еще стоявший у стенки. Асы действительно были асами — бомбы угодили в носовой артиллерийский погреб, что привело к детонации бо́льшей части боезапаса линкора. Корпус разломило на две части. Носовая треть была де-факто уничтожена полностью, оставшиеся две три некоторое время были на плаву, но потом тоже легли на дно. Значительная часть экипажа погибла.
Пока флотское начальство думало, каким образом можно линкор восстановить, Ленинград был взят в кольцо блокады. На восстановление линкора забили, забрав с него уцелевшие орудиные стволы. Всю войну «Марат» так и пролежал у стенки. Реальные, технически обоснованные проекты по вводу его в строй появились только в 1945 году, но руководство ВМФ, получив множество трофеев от «Кригсмарине» и ВМФ Италии, от них отказалось. В итоге, линкор, пролежав до 1953 года и превратившись в груду металла, был порезан.
Теперь вернемся к дяде Степе. Возникает закономерный вопрос: а где тогда реально служил дядя Степа, раз «Марат» всю войну пролежал на дне морском без вооружения и экипажа? Вариантов может быть много: дядя Степа был «особистом», а служба на линкоре — это просто легенда. Это легко объясняет, почему дядя Степа потом работал в милиции — в 1945 году это были подразделения одного министерства (криминальную полицию и борцов с инакомыслием в СССР разделили только после смерти Сталина). Во-вторых, дядя Степа на самом деле мог просто косить от армии (вспоминаем «Место встречи изменить нельзя»). Ну и третья версия — дядя Степа был предателем-коллаборационистом. Например, полицаем в западных районах Украины. Или, что более вероятно, одним из эстонских «лесных братьев» (они намного ближе к Ленинграду). А в совесткую милицию пошел работать, чтобы замести следы — «лесных братьев» в послевоенном СССР ой как не любили…
С момента первой публикации «Дяди Степы» прошло больше шестидесяти лет. Меня уже давно мучает такой вопрос: почему никто никогда не спрашивал Михалкова о таком ляпе в маскот-стори? Ведь все публикации в СССР подлежали так называемому «литованию» — проверке цензурой, в том числе и с идеологической точки зрения. Налицо явный факт антисоветской пропаганды: главный литературный милиционер имеет темное противоречивое прошлое. Я себе этот вопрос задал еще будучи ребенком — узнав об истории линкора. Теперь о мутном прошлом дяди Степы знаете и вы. Но автор на наши вопросы, увы, уже не ответит…
Не забывайте лайкать: